Золото тайги - Страница 88

Витя посмотрел, но там ничего не было, только лес. Он перевел взгляд на ее лицо, чистое и прекрасное, несмотря на грязные разводы на щеках и спутанные со сна светлые волосы. Он не удержался, подвинулся к ней, взял ее руки, которые она доверчиво отдала ему в ладони, прислонился лицом к ее волосам, вдохнул запах сена, земляники, дыма и летнего утра, закрыл глаза. Ему показалось, что он улетает куда-то далеко-далеко, в детство, где было так прекрасно, весело и беззаботно. Настя повернула к нему лицо, губы ее прошептали:

– Ты хочешь, чтобы я была всегда с тобой?

И не он сказал это, не Витя, нет, это ветер в соснах прошелестел в ответ: «Да».

Артамон вышел незаметно, посмотрел на двух людей из разных, как им казалось, миров, сидевших, прижавшись друг к другу, на его убогой скамье, поросшей мхом, на рассвет, на тайгу, брякнул ведром, умывшись из него холодной с ночи водой.

Последним вытянулся из спальника Леха, потянулся и не преминул напомнить проходящему мимо с кружкой земляничного чая Артамону:

– Ну что, идем за золотом или опять обманул, лесничок?

К сосне, что росла на крутом яру Ларевки, впиваясь огромными корнями в землю уже, верно, лет триста, разношерстная компания подошла, когда солнце уже было в зените. Леха насмешливо смотрел на Артамона, а тот молча указал пальцем на корни сосны.

– Типа тут золото? – нагло спросил Леха, который давно не получал водочного допинга и поэтому становился все мрачнее и недоверчивей.

Артамон кивнул. Леха двинулся к сосне, Витя было пошел за ним, но Анастасия тихо сказала:

– Не ходи туда. Не надо.

Артамон внимательно посмотрел на Настю, перехватил ее взгляд, устремленный на сосну, чему-то улыбнулся. Витя встал в нерешительности. Федя давно стоял на коленях, уперши лоб в землю, и шептал все молитвы, что успел запомнить в монастырях. Леха усмехнулся, перехватил покрепче дробовик, бодро зашагал к сосне. Подойдя к корневищу, раздвинул седой мох, руками копнул песок.

– Да тут тряпки гнилые только, обманул старец бородатый… А ну-ка…

Рука Лехи ушла по локоть в землю, голова склонилась у самых корней, вдруг он вырвал руку, вскочил, поднял ее вверх, зажав в ладони какой-то предмет. Потом вновь опустил его вниз, внимательно рассмотрел, поцеловал, вновь выставил руку с восторженным криком:

– Вот оно!

Только Настя ойкнула, закрыв лицо руками, как будто увидела что-то. Артамон посуровел, а торжествующий крик Лехи перешел вдруг в мучительное клокотание, он упал на колени, затем повалился на бок, выронив предмет и схватившись за грудину. Витька подбежал к нему, мельком взглянув на вывалившийся из его руки желтый брусок. Но было не до него, Леха хрипел и выгибался, глаза были мертвы и широко открыты. Подбежал Федор, схватил за запястье, потом сбегал к реке, принес в пригоршне воды, вылил в рот бедняге. Приступ прошел, Леха тихо распластался по мху, затем поморгал, придя в себя, задышал, но сказать ничего не мог.

– Скачок давления это, гипертонический криз. Врачи говорили, когда я в морге санитаром работал, многие умирают от этого – инфаркт или инсульт. Да он молодой, выкарабкается, Господь милостив, – пояснил Федор.

Витя с ужасом смотрел на Леху. Вроде здоров был вполне. И только Анастасия и Артамон, которого когда-то звали Евгением Петровичем, бывший учитель физики и несостоявшийся кандидат наук, видели, как громадный волк, ярко светящийся в Настиных незрячих глазах, прыгнул на Леху, разорвал ему грудь, вырвал кусок тусклого света из нее и скрылся в тайге, стеной подступавшей к Ларевке.

Идти Леха мог с трудом. Федор и Витя дотащили его до избушки, положили на топчан. Артамон заварил лечебный чай, Федор отпаивал больного.

Настя и Витя сидели на скамейке, когда Артамон вышел наколоть дров.

– Ты веришь в Бога? – неожиданно спросил он Настю, воткнув топор в чурбак и отряхнув руки.

– Конечно. Как же в него не верить, он управляет этим миром. Если бы его не было, и мира бы не было, – не задумываясь, произнесла Анастасия.

– А вы, молодой человек?

Витя отрицательно помотал головой. Потом осторожно посмотрел на Настю, боясь, что она увидит его движение, но девушка спокойно сидела, чуть болтая ногами.

– Ну как же так, совсем-совсем не верите? Ни капельки? Ни во что? А в судьбу хоть?

Скрывать было уже нечего.

– И в судьбу не верю. Человек сам себе судьбу определяет. А Бог – это предрассудок из Средних веков, когда не существовало науки и нужна была религия и что-то сверхъестественное, чтобы объяснить природные явления. Вроде вы же умный человек, всё должны понимать.

– Я на ум не жалуюсь. Но вот вопрос, на который есть ли ответ у вас, молодой человек: представьте, что Бога нет, души нет, и после смерти есть только черви. И представьте, что вы умираете. Все мы когда-нибудь умираем; просто в возрасте, когда полно сил и здоровья, нам кажется, что это так далеко – представить такое почти невозможно. Как вам. Но постарайтесь. Представили? Теперь подумайте, как много вы знаете, умеете, как много в вас человеческого, как много вы прочли книг, посмотрели фильмов, узнали людей. И вот вы умерли, и всё разом прекратилось. От вас ничего не осталось, а то, что есть – это корм для червей. Неужели ваша жизнь, все смыслы, что вы в нее вкладывали, так бездарно прервется, и больше ничего не будет? Вы в это верите? Вам это симпатично?

Витя, неожиданно представив, что умирает и что ничего от него, такого умного и, вероятно, красивого, не останется, пустил нежданную слезу и помотал головой.

– Нет, – выдавил он из себя. Настя погладила его по волосам невесомой своей рукой.