Золото тайги - Страница 56

Видел товарищ Мясников, что верны и справедливы слова его, даже Ленину писал: мол, надо быть милосерднее. Да только не услышал его товарищ Ленин, дела у него были поважнее. Говорил тогда епископу: смягчите волю свою, – но тот был непреклонен. И отдал приказ товарищ Малков уничтожить непримиримого врага революции. Закопали священника живьем, только по просьбе товарища Мясникова выстрелили в могилу, чтобы быстрее умер.

А сейчас еще эта барышня. Допрашивал ее – ничего не знает, ревет только тихо на допросах. Штабс-капитана Круглова не знает, про попытку ограбить поезд с ценностями не знает. Просто ревет и все. Отпустить бы ее – так нет, вчера вышло решение Чека «о расстреле гражданки Поповой В. Г. за организацию подпольной контрреволюционной группы».

В дверь постучали.

– Кто там?

– Да, Гаврила, я это, Ляксей. Тут это, девку расстрелять надо, где ее того-то? Можа, как всегда, во двор семинарии да и всё? Чо возить куда-то? Она ж никто.

Товарищ Мясников коротко кивнул.

– И еще это, Гаврила, девка вроде чистая, аппетитная, чо ее просто так-то? Можа, попользуем покамест? Ты да я, да еще ребята хотят. А потом в расход сразу.

– Пошел вон, мерзавец! Мало вам шмоток с убитых, даже с Михаила поснимали всё, так еще и поиздеваться хотите. Стреляйте так, в одежде. И если кто ее пальцем тронет или вещи ее – сам пристрелю гниду. Пошел вон!

* * *

Варенька сидела на полу подвала старинного дома на улице Монастырской, ставшего пристанищем губернской Чека, и плакала. Плакала она давно, с тех пор, как пришли незнакомые грубые люди, схватили ее под локти, утащили в пролетку, увезли и закрыли в этом пыльном подвале прямо в нарядном платье и шляпке, которые она надела специально, намереваясь пойти к Василию Андреевичу, узнать: может, вернулся. Плакала она и тогда, когда человек в военной форме кричал на нее, плакала, когда хлестал по щекам, плакала, когда спрашивал о Васе. Сквозь пелену слез понимала: Васе грозит опасность. И потому даже на вопрос, знает ли она офицера Круглова, только мотала головой, утирая лицо. Потом пришли страх и жалость к себе. Но от этого слезы полились еще обильнее. В конце концов ее вообще вызывать на допросы перестали, и она просто всхлипывала, вжавшись в стену. Места у оконца с решеткой или на матрасе, брошенном в нише, Вареньке не досталось, а людей в подвале все прибывало. Были это в основном мужчины плотной комплекции, приходилось тесниться. Однажды в подвал ввели священника в рясе, но без креста: сорвали, видимо. Священник не стенал, не бил кулаками в дверь, не просил еды и не ругался, как иные, а просто сел у двери подле Вареньки и молча закрыл глаза. По прошествии некоторого времени он погладил Вареньку по давно немытым и нечесаным волосам и спросил:

– Дочь моя, отчего ты плачешь?

Варенька поначалу отстранилась, а потом пуще заплакала, невнятно пробормотав, что боится.

– А чего ты боишься? Людей этих, что арестовали тебя?

Варенька кивнула.

– А что их бояться? Они просто люди, такие же, как мы, не демоны и не змеи огнедышащие. Не Люциферы и не судьи божии. Не бойся.

Варенька прохлюпала, что боится: а ну как убьют они ее, эти люди?

– Если ты, дитя мое, боишься смерти, то послушай, что скажу я тебе. Боязнь умереть – это всего лишь часть божественного дара самосохранения, которым Господь оградил нас от преждевременной кончины, дабы могли мы прожить жизнь праведно и в служении людям и ему. А сама смерть – это только переход из состояния бренной жизни в состояние духовного существования. Ведь душа твоя бессмертна. Вот то-то. Бояться смерти не надо. А если ты думаешь, что чего-то не успела в этой жизни и потому не хочешь конец свой узреть, то подумай, что и потом сможешь всё сделать, ибо не материальные дела Господу важны, а мысли. Мысли же твои и после смерти с душой твоей останутся. Или ты в Бога не веруешь?

– Верую, батюшка, – ответила Варенька.

– Вот и славно. Помолись-ка.

Священник замолчал, прикрыв глаза. Варенька прочитала про себя «Отче наш».

– А что же нам делать, батюшка? Как спастись? Я домой хочу!

– Просто прими всё, что будет, ибо судьба наша есть промысел Божий, и мы над ним не властны. Жизнь нам дана в испытание, чтобы понять муки, что за нас Христос принял, и сделать мир лучше, ежели сможем. А там ждет нас Царствие Небесное, ибо наше оно, нищих духом. Сказал Господь: блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, блаженны плачущие, ибо они утешатся, блаженны кроткие, ибо они наследуют землю, блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся, блаженны милостивые, ибо они помилованы будут, блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Слушай сердце свое, дочка, и не бойся ничего.

Так говорил безвестный архиепископ. На второй день увели его из подвала, и больше он не возвратился.

* * *

Приехав в Пермь, Василий Андреевич с прапорщиком Иванцовым сразу направились к Коромыслову. Осторожно постучали в двери. Коромыслов открыл не сразу, но впустил.

– Иван Николаевич, сделали. Не всё взяли. Но достаточно. Нам нужны документы на провоз и людей в помощь – тяжеловато.

Коромыслов поморщился, как будто новость его даже не заинтересовала.

– А где золото?

– В Соликамске спрятал, в доме матери.

– Ладно, завтра приходите, завтра обо всем сообщу, все выделю.

Круглов кивнул, развернулся, чтобы выйти, да замер, а после спросил осторожно:

– Иван Николаевич, а где Варвара Григорьевна?

Лицо Коромыслова потемнело, он, отвернувшись, пробурчал:

– В Чека увели. Говорил я ей: не делай глупостей, – не слушалась. Вот за какой-то проступок и увели. В тюрьме держат уж неделю.