Золото тайги - Страница 35

Варя с восхищением посмотрела на прапорщика:

– Неужели вы знакомы с самим Гумилевым?

– Господи, да это мой лучший друг. Всю Африку вместе прошли.

– Но сейчас он, говорят, на фронте. Я читала в журнале его «Записки кавалериста»! Очень увлекательно, несмотря на то что не про Африку! А его стихи «Где-то у озера Чад бродит жираф» – восхитительно!

– Ха, все это озеро с ним переплавали вдоль и поперек, от крокодилов устали отбиваться.

– Да вы настоящий путешественник! Вероятно, известный?

– Конечно. У меня много научных работ. Но вот война, и я по патриотическому зову в армии.

Варя уже неотрывно смотрела на прапорщика, восхищаясь его благородным греческим носом, точеным профилем и черными смоляными волосами.

«Вот он, мой герой, я чуть-чуть не дождалась его», – думала она, все глубже и глубже пряча мысли о муже.

Они встречались и на следующий день, и позже. Прапорщик Шеин, для нее уже Виктор, водил ее в ресторацию, рассказывал о путешествиях, диких зверях и воинственных аборигенах, и Варю не смущали некоторые географические нестыковки в его рассказах. Сначала она списывала это на забывчивость известного путешественника, а потом и вовсе перестала замечать, вся отдавшись охватившему ее чувству к прапорщику, пропахшему казармой и далекими странствиями.

Муж все не возвращался из Петрограда, время текло медленно, и страсть овладела ею окончательно и бесповоротно. Виктор вечерами нашептывал ей о том, что после войны увезет ее к себе в город Кейптаун, где плоская Столовая гора и шумящее море, где они вместе будут ходить на его яхте, скакать по прериям на лошадях и искать алмазы на приисках, принадлежащих его отцу. Он обещал ей рай. И она была согласна на всё. Согласилась пойти и в комнату, довольно дорогую для простого прапорщика, на Сибирской улице в Королевских номерах: ее, по рассказам Виктора, снимал ему полк за выдающиеся заслуги. Там она не смогла, да и не хотела противостоять ласкам и уговорам пылкого молодого человека, ум ее затуманился, и случилось то, чего не должно было случиться. И самое ужасное, что это ей очень понравилось. Наутро Виктор объявил, что ему срочно нужно в полк, быстренько поцеловал Варю и выпроводил вон, пообещав, что вскоре вернется и все устроит с переездом в Африку. Но ни на следующий день, ни через неделю не появился. Уже в июле Варя осмелилась зайти в номера, спросить, где проживает прапорщик Шеин, но там ей объявили, что такого господина не знают и он тут никогда не жил.

«Что я наделала», – подумала Варя, осознавая всю чудовищность своего поступка. Но воспоминания о прекрасных моментах затмили боль разочарования, и Варя начала потихоньку забывать всё, тем более, давно вернулся Иван Николаевич. Он был весь в делах и даже Варе велел бросить ее начальную школу, чтобы помогать ему в казначействе. Но долго еще перед сном она на мгновение видела себя в Африке, стоящей на Столовой горе рядом с Виктором, нежно обнимающим ее, а вдалеке с грохотом разбивались о скалы пенные волны двух океанов.

* * *

Группа дезертиров пробиралась по бескрайним равнинам Малороссии, избегая хуторов и поселков. Василия Андреевича сначала мучила мысль о нарушении присяги, но Оборин развеял ее, сказав, что лучше немного помучиться совестью, чем лежать мертвым в овраге. Семен и Мартюшев одобрили позицию прапорщика и поначалу бодро шагали по холмам Прикарпатья. План был таков: выйти к Киеву, а там прямой поезд на Москву. Идти большаками, ночевать в хуторах, там и телегу попросить, если станет возможным. Города обходить, дабы не нарваться на революционных солдат или заградительные роты, ловившие дезертиров. Но, по-видимому, отрядов таких уже не стало. В Ставке хозяйничали большевики, а это, судя по их действиям в полку, гораздо хуже, чем заградроты. Но в первом же хуторе, куда ночью они постучались в надежде получить кров и пищу, из щели ворот на них был нацелен ствол ружья, и они услышали слова, которые не раз еще услышат по дороге до Киева:

– Геть, москали! Убью!

– До Киева пятьсот верст. Эдак мы когда дойдем? – задал риторический вопрос прапорщик.

– На Львов повернем, там постараемся на поезд сесть, – задумчиво произнес Василий Андреевич. Остальные молчали, потому что ни унтер Мартюшев, ни Семен в картах не разбирались и смутно себе представляли, где сейчас находятся.

Но, как оказалось, Львов давно был занят немецкими войсками. Узнали они об этом позже, когда в один из холодных декабрьских дней наткнулись на немецкий кавалерийский разъезд. Немцы вели себя свободно, ни от кого не прятались и ничего не боялись.

– Хальт! – окрик конных заставил группу замереть.

Семен поднял руки, прошептав:

– Откель они здеся? Мы же в тыл шли…

Мартюшев медленно положил винтовку на землю, презрительно глядя на немцев.

– А, гутен таг, герр офицер. Кто ви? – обратился старший разъезда к штабс-капитану.

– Мы идем в тыл.

– А, тил. Это надо. Тил туда, – немец указал рукой направление, – здесь нихт тил, туда, – еще раз махнул, отдал честь, и конные уехали прочь.

– Как у себя дома ездют. И не тронули. А наших-то нету тут, – сокрушенно заметил Семен.

– Все поразбежались, как и мы. Некому Россию защищать, – подтвердил Оборин. – Ну что, идем, куда немчура указала?

Василий Андреевич утвердительно кивнул, и они побрели. Через несколько верст показалась железная дорога.

Поезд медленно тянулся по степи. То ли он был старый, то ли машинист жалел всех, кто на ходу пытался залезть в небольшой переполненный состав. Штабс-капитан с товарищами бегом нагнали хвост поезда. В вагоне было тесно, пахло салом, кислой капустой. Мартюшев протиснулся поглубже, махнул рукой остальным: